В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Появление такой статьи было очень симптоматичным. Не только внимание к новостям архитектурной жизни, но и растущий интерес к образу города отличали всю вторую половину XIX в. И если в путевых заметках русских писателей архитектура все же занимала лишь одно из важных мест, то В. В. Стасов впервые предпринял попытку дать специальный архитектурный очерк главнейших европейских столиц, постоянно имея в виду те художественные процессы, которые происходили и в русской архитектуре.
Отмечая противоречие европейской эклектики, так и не преодоленное до конца XIX в., Стасов очень чутко улавливал, с другой стороны, и ее перспективные закономерности, например умение использовать все резервы исторической застройки, включая в толщу квартала, в глубь его, новые сооружения из железа и стекла.
В отличие от своих более поздних высказываний о европейской эклектике, где Стасов оценивает ее критически, здесь он объективно формулирует одну из наиболее важных ее закономерностей - «умение» служить неким «цементирующим началом», нейтральным фоном для исторических стилевых наслоений, не затмевая их величиной, но отличаясь от них продуманностью и рациональностью структуры.
«Старые камни» Западной Европы были «своими» для русских современников, но несравненно более сложным был вопрос о соотношении с ними собственных «камней» и собственных старых городов.
Этот столичный пространственный масштаб, выглядевший сначала чрезмерным для скромных образцов петровского зодчества, становился все более уместным с развитием последующих архитектурных «наслоений».
Изменения в восприятии зодчества, как известно, коснулись и коренных перемен в восприятии города и городского пространства ". То, что еще недавно строилось на глазах у современников из красного кирпича и белого камня, штукатурилось, белилось, окрашивалось в традиционные для классицизма желтый, палевый, серый (дикий) тона, вдруг почти внезапно стало восприниматься как устаревшее и «казенное».
Я смотрел с чисто благоговейным удовольствием на гробницы Петра Великого, Екатерины, Александра и др. Собор хотя и некрасив, но производит величественное впечатление. Все стены покрыты завоеванными знаменами. Я теперь более ценю такого рода наслаждения, чем в Москве. Зависит ли это от моего настроения или же от других причин, которые следует приписать бедности Петербурга в такого рода красотах, - решите сами»
О том, что эти ассоциации между английским консерватизмом с его пристрастием к национальным традициям, с одной стороны, и взглядами славянофилов на русскую историю - с другой, были осознаны уже современниками, свидетельствуют слова В. В. Стасова, написанные в 1876 г.:
Именно к этому стремились, начиная с середины XIX в., и при осуществлении нового строительства в Петербурге. Но здесь была еще одна сторона, специфически петербургская и не относящаяся к древнему Лондону. Сооружение на петербургских классических улицах и площадях новых зданий «во всевозможных разнообразнейших стилях - романском, готическом, ренессанс, итальянском, французском, английском и даже арабо-испанском» - должно было создать в Петербурге иллюзию временных стилевых напластований, создать новые исторические ассоциации, которые казались современникам слишком неглубокими в стопятидесятилет-нем городе.
Постоянное сопоставление Петербурга с Москвой ярче высвечивало ч особенности того и другого города. Противостояние обеих столиц стало одной из важных тем в художественной культуре второй половины XIX в. Но если ближе к середине XIX в. определяющей была подчеркнутая дифференциация облика обеих русских столиц, то в дальнейшем наметилась тенденция к их сближению.
Известно, как ждал открытия этой железной дороги В. Г. Белинский, сколько надежд он с ней связывал. Более скептически относились к этому нововведению В. Ф. Одоевский и в особенности А. И. Герцен. «Пророчат теперь железную дорогу между Москвой и Петербургом. Давай бог! Чрез этот канал Петербург и Москва взойдут под один уровень, и, наверно, в Петербурге будет дешевле икра, а в Москве двумя днями раньше будут узнавать, какие номера иностранных журналов запрещены» , - писал он саркастически в 1842 г. Еще ранее о слиянии обеих столиц мечтал B. Ф. Одоевский, писавший в своей утопии «4338-й год»:
Москва - другое дело. Она не любит близкого присматривания к себе; от него ее оригинальные постройки, ее неправильные площади и улицы потеряют все. Зато стоит только взглянуть на них издали, разумеется с известных точек, и глазу представится такое зрелище, которое знатоки смело сравнивают с зрелищем живописнейших городов мира» .
Правда, иногда раздавались голоса и порицателей, но их было мало, и они слышались очень редко. Англичанин Маршаль (1768) говорил, что, конечно, в Петербурге дома громаднее, чем где бы то ни было, и дворец поразителен, но во всем вообще больше массивности размеров, чем красоты, неизящная смесь стилей итальянского с голландским и излишество украшений; Кюстинь (1839) в своей крайней ненависти ко всему русскому объяснял, что в России сам воздух вреден художественному, и русское искусство никогда не перестанет быть тепличным растением; вообще Петр Великий и его наследники принимали свою столицу за театр.
Если в эпоху классицизма стремление к стилистическому единству заставляло переделывать заново многие фасады домов петровского времени и эпохи барокко, навсегда исчезнувших за классической декорацией, то теперь явилась противоположная тенденция. Именно в эти годы возникли совершенно сознательные попытки подхватить традиции петербургского доклассического зодчества, возрождая ту историчность, которой на первый взгляд был лишен Петербург.
«Надобно заметить, что петербургская архитектура в последнее время сделала большой шаг в отношении изящества и комфорта. Может быть, увеличивающиеся потребности и роскошь дают теперь большие средства и свободу архитекторам. Петербург вообще улучшается и украшается, видимо, с каждым годом.