В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Здесь же большая сдержанность эмоциональных оттенков, - пожалуй, исток художественной цельности маленького полотна. Здесь действуют прежде всего более обобщенные и более устойчивые для русского пейзажа акценты: и образ «большой дороги», к концу 1870-х годов уже достаточно укорененный в художественном обороте, и бесконечная вытянутость горизонта, предвосхищающая более позднюю серовскую «бабу в телеге» и образовавшая в искусстве второй половины XIX - начала XX в. как бы выразительный архетип придавленности, распростертости деревенского российского мира.
Среди работ, задуманных и начатых в 1878-1879 годах, были прежде всего такие, где Репин как бы непосредственно ощущал себя участником народнического нравственного движения. Это эскиз к «Аресту пропагандиста» из бывшего собрания Лезина (ныне ГРМ), так называемый «остро-уховский» эскиз к этой же картине (ГТГ) и картина «Отказ от исповеди перед казнью» в том ее виде, в каком она была завершена в 1885 г., ибо это завершение, по-видимому, вполне отвечало ее первоначальному замыслу 1879 г.
С этого момента идея «наказания властей» за издевательства над их жертвами, подобно пожару, распространилась среди народнической молодежи. Возмущение правительственными расправами над лучшими людьми, желавшими только добра, достигало такого накала, что общество оправдало выстрел Засулич. Присяжные вынесли ей оправдательный приговор, что вызвало уже целую волну покушений на полицейских и правительственных чинов. В 1878-1881 гг. развернулась «кровавая война» между террористами и властями, при этом, чем более активно народовольцы «наказывали» представителей власти, тем более мстительные расправы они вызывали в ответ.
Интересно, что, уподобляя современные события и современных людей евангельским прототипам, писатели и художники прибегали тогда к посредничеству иконографии мирового изобразительного искусства. Например, Достоевский, для которого отношения князя Мышкина и Настасьи Филипповны в «Идиоте» как бы «просвечивали» фигурами евангельских Христа и блудницы, описал внезапную встречу своих героев в композиционной схеме «me tangere», очень распространенной в мировом искусстве (в том числе, например, у Александра Иванова).
Однако в сюжетных ситуациях эскизов могли более косвенно отразиться и ситуации тех русских картин, о которых я только что упоминал. В эскизе из бывшего собрания Лезина основа - в противопоставлении героя и «предавшего его», угольно-черную фигуру которого находим в правом углу композиции. Но ведь такое же противопоставление Христа и мрачной фигуры предателя было и в «Тайной вечере» Ге, произведшей в свое время на художников огромное впечатление. В остроуховском эскизе конфликт совершенно иной.
А отсюда и конкретные художественные приемы, показательные для всей этой линии. Картины, которые должны были вырасти из эскизов из бывших собраний Остроухова и Лезина, должны были быть одномоментными - тоже подобно «Тайной вечере» Ге.
Репин достиг здесь, пожалуй, максимальной для всей серии концентрации и цельности замысла. Известно, что Репин вообще очень часто переходил в своем творчестве от суетливо-иллюстративных, почти анекдотических подробностей самых первых своих идей к последующей ясности окончательных решений.
Картина - последовательно одномоментная (как и рассмотренные выше эскизы), запечатлевшая мгновение, когда осужденный величественным движением отклоняется от протянутого ему креста, его лицо (по сравнению с лицами на карандашных эскизах) гораздо более приближено к нам, и из-за этого мы как бы непосредственно присутствуем при этой торжественной для осужденного минуте его судьбы.
Это могучая, привязанная к жизни натура - стоит посмотреть на распахнутый ворот тюремного халата на широкой груди, как бы требующей воли и воздуха. Тем более впечатляет самоотречение такого человека, выстраданное «целой жизнью» («Какой характер, какая целая жизнь тут написались», - заметил по поводу этой картины В. В. Стасов).
Нельзя сказать, чтобы в театре не было попыток воссоединения этих начал. Попытка, самая решительная и драматичная, во многом предварявшая начинания МХТ, затем же - параллельная ему, принадлежала А. П. Ленскому . Знаменитый актер Малого театра, артистический идеал двух столь полярных режиссеров, как Станиславский и Мейерхольд, педагог, художник, теоретик сценического искусства, Ленский самим ходом вещей и логикой своих занятий был приведен к практической режиссуре и осознал ее необходимость.
Вместе с тем установка Ленского на новое театральное дело симптоматична. Режиссура как ведущая профессия театра требовала единовластия и полновластия, формировалась в масштабах не только спектакля, но и театра в целом. Возникал как бы ряд единств, которые ей предстояло освоить: актерский ансамбль, спаянность труппы, целостность спектакля и особое «лицо» театра. Эти единства создавались разрозненно и разновременно, но в рамках казенной системы ни одному из них осуществиться было не суждено. Отсюда упорные стремления людей театра, начиная с Островского, к своему делу вне этой системы и те потоки иных начинаний, что в конце концов помогли создать ей противовес.
Любительство и в России развивалось достаточно интенсивно, хотя и несколько в ином плане. Здесь требовалась не столько лаборатория реализма, сколько лаборатория новой сценичности, и сюда были направлены усилия многих, начиная с Мамонтовского кружка, затем - Мамонтовской частной оперы и вплоть до Общества искусства и литературы, ставшего «тигелем» по выплавке режиссуры.
Для этого, однако, потребовался еще один контакт: контакт двух людей театра, за каждым из которых было свое преимущество, своя особая линия. Хотя в конце 1890-х годов в Станиславском виден был уже зрелый режиссер-постановщик, ему недоставало того, без чего не мог окончательно оформиться и новый взгляд на мир, - союза с новейшей драматургией и с той эстетикой сцены, что она несла в себе.
Программа получила жизнь в спектаклях первого сезона, и более всего в тех двух из них, где определялась судьба МХТ: «Царь Федор Иоаинович» и «Чайка». Спектакли эти нередко противопоставляют как две ипостаси театра; сам Станиславский относил их к разным линиям - «историко-бытовой» и линии «интуиции и чувства»; как образцы Натуралистического театра и Театра настроений осмыслит позднее их Мейерхольд .
Создаваемая архитектурой картина мира и выражаемое ее образами представление о человеке существенно отличаются от картин мира, моделируемых средствами других искусств, даже музыки, с которой она благодаря отвлеченности своего художественного языка имеет как будто больше всего общего. Но и здесь отличие разительное. Они антиподы материального и нематериального в искусстве.