В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Левитан не пытается выразить это «звуковое» содержание образа декоративно-ритмической организацией полотна - прием, которым несколько позже будут пользоваться художники-символисты для достижения как раз обратной конечной цели - передачи безмолвия и «тишины» всего мироздания. Музыка в его картине разлита в самой природе, и вечерний благовест слышится здесь ее глубоким и органическим воплощением, концентрирующим в себе душевное состояние человека, его веру и надежду.
Той мелодичности, которая отличает левитановский «Вечерний звон», в картине Шишкина нет. Песенный фольклор привлекает здесь художника своей декламационностыо, а если говорить более конкретно, возможностью включить в систему «естествоиспытательской» реалистической живописи уже готовую, сформированную словами и мелодическим строем песни символическую образность.
Хрестоматийно известны васнецовские картины 1880-1890-х годов на темы русских былин - «После побоища Игоря Святославича с половцами» (1890), «Витязь на распутье» (1882), «Богатыри» (1898).
По глубине пластически и сюжетно освоенного пространства «Явление Христа народу» - одна из самых «пространственных» картин не только в русской, но и во всей европейской живописи XIX в. С ней могут соперничать в этом отношении, пожалуй, лишь некоторые полотна ранних немецких романтиков, скажем пейзажи Фридриха.
Но крайне важно было и другое. Как уже подчеркивали исследователи, пространственное решение ивановской композиции неотделимо от временной характеристики изображенного на полотне. Более того, именно в последовательном временном развитии раскрывается главная тема картины - тема «явления»: предсказанного, свершившегося и грядущего.
В какой мере Иванов, создавая этот картинный образ, утверждал собственную личность, собственное представление о мире и в какой он сознательно ограничивал свою творческую волю ролью посредника между духовными импульсами эпохи и ее искусством? Какова была общественно-психологическая природа двух известных черт творческого самосознания художника - миссионерства и смирения? Или же здесь смирение и есть особый вид осуществления общественной и творческой миссии художника?
Стараясь постичь тайны мироздания, русские поэты-романтики, современники Иванова, часто пристально вглядывались, до боли в глазах, в ночное звездное небо, в льющийся сверху лунный свет. В «торжественной» и «чудной» красоте небес они пытались найти ответ на свои земные проблемы, на свои жизненные чаяния и мечты.
Как и поэты-романтики, Иванов писал природу, ощущая себя ее частью. Но не ночная бездна, не зрелище звездного неба наводили его на мысли о тайнах бытия, а измеряемый глазом и приметами ландшафта земной простор южного дня. Разумеется, в первую очередь такая постановка пластических задач определялась сюжетным замыслом главной картины и самой природой изобразительного искусства, призванного воплощать видимое, осязаемое ".
Ранее уже говорилось о той особой форме «объективности», к которой сознательно шел Иванов, стараясь передать на полотне «сущность всего Евангелия». «Сделаться жрецом будущей России» и стать просто «живописным вспоминателем прошедших, древних дней» - эти две задачи казались художнику взаимозависимыми, тесно связанными друг с другом.
В дальнейшем русское искусство испытало разные пути, разные способы освоения картины мира - и те, которым Иванов предрекал будущее, и те, которые им решительно отвергались. Если в стилевом отношении русская живопись второй половины XIX в. представляет собою явление относительно целостное, то как раз с точки зрения художественной формулировки вечных вопросов бытия, меры погруженности этих вопросов в жизненную стихию она выглядит необычайно разноречивой.
Ровесник Сурикова, сверстник Репина, Поленова и других «старших» передвижников, Васнецов вместе с ними вступал на самостоятельный творческий путь и поначалу в их среде воспринимался безоговорочно «своим». Позже стало, однако, выясняться, что среди художников его поколения он оказался единственным, чей общественный авторитет рос тем сильнее, чем ближе надвигалось новое столетие.
В поисках этого нового единства картина мира в изобразительном искусстве изучаемой эпохи порою сознательно лишалась своей идейной и зрелищно-пластической репрезентативности, являя себя в виде отторженного от «большой жизни» тесного интерьера меблированных комнат или крестьянской избы, наполненных самыми насущными заботами человеческого существования.
Васнецов не только размышлял о прошлом, не только вспоминал о нем как о «золотом веке» искусства, но и внимательно изучал его, причем дело не ограничивалось памятниками Древней Руси. Так, готовясь к своей работе во Владимирском соборе, он вглядывался и в лики старых русских икон, и в мозаики Равенны, и в «темные золотые своды» Святого Марка в Венеции (попав в этот собор, художник был охвачен, по его собственным словам, «глубоким художественным и религиозным настроением»)
В какой мере вторая половина XIX в. давала объективное основание видеть в этом роде творческой деятельности «дело народное»? Какова была создававшаяся в этом случае картина мира и в какой степени эту картину мира можно считать для изучаемой эпохи общественно репрезентативной и в конфессиональном смысле, и как плод живописно-пластических исканий творца?
Объясняя исторические судьбы русского народа, особенности его национального склада, общественная мысль России второй половины XIX в., в частности историческая наука, много внимания уделяла среде его обитания, тому природному ландшафту, который открылся глазам человека, поселившегося некогда на территории будущей страны.