В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Как параллель Народному театру В. А. Гартмана, тоже деревянному и украшенному снаружи резьбой и многозначительной надписью «Искусство - народу», сооружается не временное, а постоянное строение - концертный зал «Славянского базара», чрезвычайно знаменательный по своей семантике. Представители романтической струи русского искусства второй половины XIX в., к которой принадлежали и сторонники крестьянского варианта русского стиля, сохраняют верность восходящей к романтизму иерархии.
В зависимости от назначения и замысла создателей семантика концертного или театрального зала могла варьироваться в довольно широких пределах. В Большом зале Московской консерватории (В. Г. Залесский) неотъемлемую часть выдержанного в духе классических традиций архитектурного убранства составляют портреты композиторов Европы и России.
Сандуновские бани не случайно сравниваются по своей отделке с дворянским особняком. Именно через особняк и богатую квартиру доходного дома музейный подход получает массовое распространение, а рост самосознания личности помогает сделать интерьеры особняка и квартиры едва ли не основной сферой выражения самых существенных сторон миропонимания.
Архитектура второй половины XIX в. во многом - антипод архитектуры XVIII-первой трети XIX в.; последняя максимально замкнута и в своих идеальных установках ориентирована по преимуществу на классическое наследие. Герметичность стилевой архитектуры, изолированной от влияния народных вкусов и допетровской художественной традиции, превосходит все другие искусства, развивающиеся, подобно ей, в русле европейской культуры.
Архитектура во второй половине XIX в. является единственным всенародным искусством. С ограничением, а фактически с отказом от регламентации художественной стороны жилой архитектуры (отмена обязательности образцовых фасадов) в ней смогли в полной мере заявить о себе массовые вкусы - вкусы городских жителей и вкусы изживающей патриархальность и приобщающейся к городской культуре деревни.
Такой видится природа специфического, уникального положения архитектуры по отношению к предшествующим периодам ее развития в Новое время и по отношению к остальным искусствам Нового времени в целом.
Народовольческая серия Репина - группа картин, посвященная освободительному движению народников, в частности народовольцев в 1870-начале 1880-х годов.
Приходишь к невольному выводу, что серия слишком уж непосредственно - по времени возникновения ее полотен - следовала за отраженными в них событиями. Художник был рупором настроений российской интеллигенции второй половины 1870-1880-х годов, а ее отношение к борьбе народовольцев менялось из года в год, а подчас и из месяца в месяц. Между восприятием современниками судьбы народников в 1876 г., когда писался маленький холст «Под конвоем.
Наиболее открыто активизация в России 1860-1880-х годов евангельских идеалов и евангельской образности выступала, разумеется, у И. Н. Крамского и Н. Н. Ге. На протяжении этих десятилетий оба проиллюстрировали в своих полотнах едва ли не все сцены евангельского финала, от тайной вечери и решения на подвиг до сцен допроса и гибели на кресте.
Еще существеннее была способность эпохи проецировать традиционные евангельские образы на события или фигуры окружающей жизни. В этом отношении культура (как и литература) второй половины XIX в. во многом тоже «выходила» из гоголевской «Шинели».
Если уж и гоголевские герои были способны увидеть «брата» в чиновнике, сидящем в присутствии за соседним столом, то участники «хождений в народ» как бы уже и непосредственно строили свою судьбу по общеизвестному евангельскому канону. Евангельская легенда становилась в те годы прямой опорой невиданно массового религиозно-нравственного вероисповедания, «религией братства» или «религией сердца», как выражались в то время.
И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, - думал он, - связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой» ".
Наиболее эмоционально это ощущение всечеловеческого единства - в искусстве Ге.
Разумеется, мы не должны на основании того, что только что было сказано, причислить Репина к той же, условно говоря, моралистической линии русской живописи, к которой принадлежали Крамской и Ге. В основе репинского (как и суриковского) искусства лежала совершенно иная художественная традиция. Репину, в частности, было абсолютно несвойственно сугубо проповедническое воодушевление Ге, беседовавшего со зрителями около своих «распятий» не иначе как сообщническим «страстным шепотом» (из страха перед ложью слов, произнесенных «вслух» или «всуе»).
Тут следует подчеркнуть слова «метались, словно ужаленные и чуть не смертельно пораненные». Вспомним о том, что и гоголевский «молодой человек» вдруг останавливался, «как будто пронзенный», о том, как «рыдала», читая Евангелие, отправляющаяся в народ молодежь, или как «заволновалась радость» в душе у чеховского студента. Все это были эмоциональные проявления людей, непосредственно разделявших тогдашние нравственные вдохновения.
Перед нами почти этюд, хотя и достаточно емкий и по смысловым ассоциациям, и по общему поэтическому содержанию. Наиболее очевиден для современников был, возможно, оттенок, вносимый уходящими вдаль столбами. В ту пору он звучал, конечно, гораздо отчетливее, чем для нас теперь, ибо телеграф был в то время новинкой и, вероятно, постоянным сюжетом для обиходных разговоров и мнений.