В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Этот романтический отзыв о сугубо «техницистском» произведении современного европейского зодчества был необычайно характерен для своего времени. Свершения архитектуры и строительной техники, так же как и научные достижения, принимались с романтическим восторгом, подобным тому, с каким приветствовал И. С. Тургенев замыслы американцев о прорытии Панамского канала («на мой взгляд, величайшие современные поэты - американцы») .
Этот интерес никогда не был чисто академическим. В поисках новых пространственных решений из железа и стекла («хрусталя») инженеры и архитекторы не могли не обращаться к историческим пространственным прообразам, воспроизводя в металле тончайший абрис тех структур, которые когда-то воплощались в камне и кирпиче в готике или византийском зодчестве.
Аналогия с Московским манежем также кажется здесь неслучайной. С начала 1850-х годов здание манежа в Москве стало одним из самых популярных выставочных помещений, обладавшим огромным нерасчлененным пространством, хотя и решенным в соответствии с классическими нормами.
Если «Хрустальные дворцы» 1850-1960-х годов были той важнейшей вехой в развитии европейской архитектуры, которая знаменовала общность общеевропейских поисков, то другой тенденцией были поиски национальных традиций в современной архитектуре.
Если в эпоху романтизма «русский стиль» развивался в пределах традиционных схем («русский храм» и «русская изба»), что сильно ограничивало область его применения, то с начала 1870-х годов на его основе стали создаваться небывалые пространственные структуры в «русском стиле», по существу более далекие от национальных прообразов, чем от современных им выставочных зданий Западной Европы.
«Внутри впечатление тоже поразительное, - писал тогда же В. В. Стасов. - Ничто не может быть проще этих четырех полукруглых полос, идущих одна за другою, этого ряда столбов, поддерживающих кровлю над главным кольцом, или всего леса стропил, так и оставшихся незакрытыми.
«Художество должно воплощать не одну красоту, - писал он далее. - Здание тогда хорошо, когда, помимо красивого фасада, прочно и осмысленно, когда чувствуется цель постройки и видна голова художника». Этот анализ творчества Гартмана, сделанный одним из его ближайших друзей, многое помогает раскрыть в особом отношении современников к архитектуре эклектики в целом.
Уже тогда отмечался успех русской архитектуры на Всемирной выставке 1867 г. в Париже, хотя, по мнению В. В. Стасова, оформление русского отдела и не было удачным .
Выход русской архитектуры на «международную арену» не ограничивался только «русским стилем» и только выставочными сооружениями. Кроме работ русских пенсионеров Академии художеств за границей, исследование которых сейчас только начинается, все большую роль играло участие русских архитекторов в международных конкурсах, которое стало более регулярным после организации Петербургского и Московского архитектурных обществ.
Синхронность с европейскими процессами в архитектуре проявлялась не только в «интернациональной линии» эклектики, но и в дальнейших поисках национального стиля. Обращение к народному художественному наследию, как уже говорилось, было одной из примет романтического мышления, унаследованного эклектикой.
Взгляд Виолле-ле-Дюка на древнерусскую архитектуру был взглядом архитектора XIX в., видевшего в ней прежде всего особенности, наиболее близкие современному архитектурному языку и предвещавшие новое понимание архитектурной формы. Именно этот взгляд современного архитектора оказался наиболее чуждым В. В. Стасову, не признававшему за ним права на суждения о русской архитектуре.
Именно эти новые черты и возможности видел французский мастер и в русской архитектуре, опиравшейся на национальные прообразы. «Как на пример тому, он указывает на очень тонкое чувство отношений частей в нашей архитектуре, проглядывающее, несмотря на грубое исполнение, и заметное более всего в частях, венчающих здание (напр., главах), в расположении и сочетании стен и пролетов и в общем силуэте строения. Эти качества, - говорит автор, - слишком драгоценны, чтобы не принять их в соображение при восстановлении нашего искусства» .
Если вопросы развития архитектуры всегда оставались в поле зрения Н. Г. Чернышевского, хотя круг этих тем был значительно ограничен его собственными эстетическими взглядами и эстетическими «установками» по отношению к архитектуре, то несравненно шире и свободнее трактовал эти вопросы один из самых талантливых публицистов - М. Л. Михайлов. Архитектурные его очерки, посвященные крупнейшим европейским городам - Парижу, Лондону и, наконец, Петербургу - являются одной из наименее исследованных тем, которая еще ждет изучения.
Грандиозный размах османовских перепланировок Парижа не мог не поражать русских путешественников, в особенности в сравнении с недавно оставленным Петербургом, который в конце 1850-х годов еще продолжал сохранять свой классический пространственный строй.
«Пусть Наполеон I достраивает Миланский собор, Наполеон III - Nofre-Dame; в этих каменных палимпсестах мы будем изучать полустертые письмена прежнего искусства, а не верхние слои новых приделок, - писал Михайлов. - У нашего времени иные задачи и иные вдохновения. Все, что ни строим мы, носит характер простоты, удобства - и только, если мы не пускаемся в эклектизм и не обираем архитектуру всех времен и народов» .