В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
«Если творчество многих композиторов становилось достоянием сравнительно узкого круга современников, то были большие пласты и срезы музыкальной культуры, к которым оказывались причастными огромные массы населения», - говорится в статье «Музыка» в предыдущем томе настоящего труда.
Выше говорилось о том, что «новая русская музыкальная школа» застала народное музыкальное творчество в период переломный, когда отношения города и деревни начали приобретать иной характер, нежели это было до тех пор. В XVIII-начале XIX в. «обмен песнями» между городом (или усадьбой) и деревней происходил непосредственно и естественно, песня была, по выражению Асафьева, «под рукой» и не чувствовалось необходимости далеко за нею ездить.
Прошло всего 30 лет, и другой выдающийся исследователь народной жизни - Глеб Успенский писал иное: «переживается время „переходное"».
По-видимому, подобные процессы имеют непосредственное отношение к проблематике «картины мира» - они запечатлевают ее в динамике, которая в данный период была в «неиндивидуальном» творчестве столь же яркой, как и в «индивидуальном». Чтобы в должной мере оценить глубину и значение совершавшихся перемен, надо вспомнить, что крестьянская и городская музыкальные традиции, несущие, несомненно, общие национальные черты, - все-таки разные системы художественного мышления и их выразительные средства часто противоположны.
Упомянутая выше Е. Линева, рассказывая о случаях исполнения молодежью старинных песен, отмечает, что песни эти уже изменены - в них нет «того эпического спокойствия, того искусства в разработке подголосков.
В лучшем случае стиль капеллы мог быть представлен гармонизациями старых роспевов последователя Д. С. Бортнян-ского Петра Турчанинова, изданными в 1830-х годах («Древнее простое церковное пение разных напевов»), в худшем - работами Николая Бахме-тева (1860-1870-е годы), которые Е. Левашов, имея в виду их эмоциональную окраску, удачно сравнивает с «жестоким романсом» в светском музицировании. В праздничных службах исполнялись иногда концертные композиции Д. С. Бортнянского, М. С. Березовского, А. Л. Веделя, А. Ф. Львова и других авторов предшествующей эпохи.
Все это, вместе взятое, в николаевскую эпоху и позже почиталось истинным древним пением, лишь «переведенным» на многоголосие, в отличие от концертного пения «в итальянском роде» как уже совсем не подходящего к православному богослужению.
То, что Чайковский называл древним пением, являлось таковым лишь относительно; «гаммы совершенно особенного свойства» не смогли ожить в пределах индивидуальной стилистики композитора, даже специально приноровленной к ним. И все же Чайковский имел право гордиться, что «первым из современных русских музыкантов потрудился для восстановления» - не «первобытного характера и строя», конечно, а значения музыки в храмовом действе.
Подобные образы русская музыка второй половины XIX в. создавала в жанрах не церковной музыки, а светской, преимущественно оперной - от «Бориса Годунова» до «Китежа» .
Выше было сказано об упадке «официальной» церковной музыки, об отсутствии (точнее, малом числе) источников, по которым можно было знакомиться с древнейшими национально-музыкальными формами: музыкальная археология, как и научная фольклористика, в ту пору только начинала свое развитие.
Наконец, жесткость правительственных и синодальных постановлений не могла до конца регламентировать творческое чувство, национальную интуицию певцов, будь то в деревенской церкви или в столичном соборе: как ни расходились с древними роспевами новые обработки, как ни изменяли его, основной смысл песнопения мог быть выявлен в живом интонировании.
Результатом приспособления некоторых жанров в народной среде стало возникновение самобытнейших духовно-творческих явлений. Быть может, самое яркое среди них - духовный стих, жанр очень многообразный, соединяющий в себе элементы книжные и устные и тем самым показывающий путь сближения древнерусской профессиональной музыкально-поэтической традиции с чисто фольклорной. Стих воспринимал воздействия нового времени - от поэзии М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова до интонаций рабочей песни рубежа веков.
Внимание русской литературы и живописи во второй половине XIX в. было постоянно обращено к современной жизни страны. В музыке дело обстояло несколько по-иному. Мироощущение человека той эпохи, вероятно, наиболее непосредственно отражено в вокальной лирике, однако лирическое имеет особую природу - во многом общечеловеческую, всевременную.
Рассуждение Мусоргского противоречит опыту литературы - высочайшие достижения русского романа этого периода связаны как раз с анализом «перевальных», переломных явлений в русской жизни, - но оно точно в отношении музыки вообще и собственного опыта композитора. «Нечто постоянное» здесь можно понимать как интонацию - устойчивое звуковое обобщение действительности, складывание которого требует времени: звучащая среда современности должна пройти период отбора, стабилизации, чтобы дать «из суммы явлений известный тип».
По-другому у кучкистов. Конечно, в операх Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова основные характеры ярко индивидуальны, но это в очень высокой степени типические образы, и их «поведение» заранее предопределено. Князь Игорь совершает свой нравственный выбор - решение бежать из плена, и музыка Бородина говорит нам о его душевной борьбе, однако князь - историко-эпический персонаж «Слова о полку Игореве» и иного выбора сделать не мог.
Наш путь по необходимости должен быть иным, а задача несравненно скромнее: попытаться подойти к ответу на главный вопрос, опираясь на наблюдения, накопленные в музыковедении и других областях искусствопредставит зрелище гораздо более печальное, чем все остальные искусства.