В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Творчество Л. Толстого настолько фундаментально и разносторонне исследовано , что, обращаясь к «Детству», можно прямо перейти к особенностям повести, непосредственно относящимся к нашей теме. Бросается в глаза необычайная широта возможностей содержательно-смыслового порядка, которыми обладает для писателя образ праздничного мира, праздничное жизнеощущение Николеньки Иртеньева.
Можно было бы сказать, что в середине 1850-х годов было создано произведение со своей концепцией праздничности. Основными ее чертами стали универсальность, онтологизм, изначально положительный нравственный заряд. Праздник охватывал собою все сферы бытия, равно высвечивал материальную и духовную природу, соединял в полноте душевного переживания старших и младших, умудренных и простодушных, власть имущих и подневольных.
Образ праздника и та концепция праздничности, которая заключена в повести Толстого, имеют крайне важное значение для понимания дальнейшей трансформации этой темы в русской художественной культуре. Можно было бы сказать, что современники писателя «торопились» определить собственную позицию, самостоятельную точку зрения, дополняющую, развивающую или оспаривающую исходные основания толстовской версии «праздника жизни».
Образ праздника обнимает собою всю смысловую и поэтическую структуру произведения, проникая в каждую ее клеточку от фабульной мотивации поступков - «святки, хочу потешить дочку», «праздники - контора пустая» (есть место, можно пустить гостя) - до их глубинной, духовно-психологической основы. Праздничность оправдывает и объясняет широкое введение песенного, сказового материала, народной обрядовости, красочного переоблачения героев.
Праздник, онтологически присущий чистой и невинной детской душе, праздник как природное время дня и. года, круговорота времен, праздник, составляющий естественное цветение жизни в открытых и ясных глазах ребенка (Л. Н. Толстой), в творчестве Островского как бы обытовляется, материализуется, оплотняется: из области вселенских универсалий, из состояния детства он переходит во временной порядок исторической периодичности.
Живописная фактура пьесы насыщена предчувствиями, предвидением, ожиданием, атмосфера напряжена грозовыми вспышками. Буквально первая реплика - «чует мое сердце! ... не добро чует! Да чему и быть хорошему? Ни миру, ни ладу...» - вводит зрителя в драматическую ситуацию, чреватую бедой: гуляет и веселится, поет песни и бражничает московский люд, но самая праздничность отсвечивает тревогой, тайной угрозой беспорядка.
Для того чтобы проникнуть в замысел Островского, необходимо сделать небольшое отступление. В обеих пьесах, о которых шла речь, нарисованы картины важнейших моментов годового календаря русского человека. В ежегодном праздничном цикле Святки и Масленица занимают особое место, располагаясь в попраздновании и пред праздновании, следом и в преддверии двух важнейших главных годовых постов.
Святки - это, в сущности, время вне времени.
В художественном космосе Толстого временные отрезки человеческого существования мыслились как определенные состояния, которые либо исчезали, либо возвращались вновь; праздничное переживание жизни как состояние детской души могло ожить в памяти и, строго говоря, не подчинялось закону времени. В пьесах Островского время как таковое становится одной из основных констант образа праздника.
За две недели до Масленицы церковь начинает приготовления к Великому посту: на воскресной утрени поется чудесное песнопение - «Покаяние отверзи ми двери», неделю спустя к нему присоединяется скорбный 136-й псалом «На реках Вавилонских.. .», а самую сырную седмицу (масленицу) предваряет неделя «О страшном суде» вплоть до страстной утренние и вечерние стихиры Октоиха (обычная служба) заменяются стихирами Триоды постной.
В художественном использовании праздничной ситуации как драматургической завязки Островский открыл возможность для передачи важнейших моментов народной жизни, социальной и индивидуальной психологии, увидел повод для наблюдений над историческими сдвигами, столкновениями нового и старого общественного сознания. Творческие опыты в этом направлении он продолжал и в бытовой, и в сказочной, и в исторической драме.
Однако образ праздника имеет множество двойников-самозванцев. Это праздники-призраки, рожденные в том же времени с его социально-историческими конфликтами и превратностями. Драматизм «Бесприданницы» весь соткан из мутной неразберихи праздничных развлечений.
В художественном мире пьесы образ праздника как бы развертывается перед нами множеством разных потоков человеческого существования, демонстрируя разносоставиость и разномерпость их житейской, социально-исторической природы. Чувство времени и временности помогает непосредственно увидеть и пережить несколько прошедших на сцене дней как целостную картину, в которой сталкиваются и противоборствуют разрушительные и жизнестроительные начала.
Важно, что в этой концепции праздника усиливаются и возрастают социально-критические, аналитические начала. Поэтика вбирает в себя народные, песенно-фольклорные интенции. Столь разные по своей природе, трезвый анализ и верность преданию, они равно ориентированы в область нравственно-эстетических оценок, рассматриваются с точки зрения добра и красоты.
История, рассказанная нам свидетелем-хроникером , заключает в себе три составляющих ее состоявшихся праздничных события - сватовство, вечеринку «у наших» и благотворительный бал. Кроме того, есть еще один, несостоявшийся праздник, задуманный как самое блистательное торжество и ужасающий как не подлежащий обжалованию смертный приговор.
Роман построен в форме воспоминаний очевидца, его безыскусственных свидетельств. Замысел определил совершенно особую хронологию повествования - все сроки и даты внутри текста строго выверены и рассчитаны.