В данной категории Вы можете узнать всю информацию о русской художественной культуре второй половины XIX века. Вы узнаете как пишется картина мира, как основывается образ России, а также узнаете все о влиянии судьбы человека на культуру.
Действие «Бесприданницы» происходит на Волге. А с Волгой связаны все самые поэтичные пьесы Островского: стихотворная историческая хроника «Козьма Захарьич Минин, Сухорук», «Воевода» и «Гроза».
«Гроза» и «Бесприданница» - вершины творчества Островского, вершины, разделенные двумя десятилетиями. Эти пьесы, поставленные рядом, открывают стремительное движение России с конца 1850-х до конца 1870-х годов. Между ними - история русской женщины, в судьбу которой драматург вглядывался особенно пристально и сострадательно.
Сила характера Катерины, цельность ее натуры сказываются в ее отношении к смерти, при мысли о которой у нее не возникает страха, хотя для нее, человека религиозного, самоубийство - еще один грех, который она берет на душу. Но сам шаг добровольного ухода из жизни она совершает без малейших колебаний.
Характер Ларисы противоречив, лишен цельности.
Как известно, многие отказывали Островскому в умении изображать жизнь интеллигентных слоев русского общества, в особенности обрисовывать фигуры «культурных» женщин. «Довольно напомнить вам, - заявлял в 1897 г. Вл. И. Немирович-Данченко, - что, написав около полсотни пьес, он не вывел ни одного женского образа того интеллигентного типа, который создала русская жизнь шестидесятых и семидесятых годов» .
Одним из наименее изученных аспектов в истории русской архитектуры второй половины XIX в. является вопрос о природе тех, иногда глубоко скрытых, связей с аналогичными процессами в западноевропейском зодчестве, которые не переставали интересовать участников и очевидцев этих процессов. Было бы слишком упрощенным сводить эти взаимоотношения лишь к аналогиям, взаимовлияниям или противопоставлениям.
В этих словах, написанных И. С. Тургеневым Полине Виардо за год до европейских революционных событий 1848 г. и как бы подводящих итог целой исторической эпохе, связанной с развитием идей романтизма, отражается и та поэтизация промышленных, технических, научных свершений, которая окрасила собой последующую эпоху - вторую половину XIX в.
Действительно, чем более синхронно развивалась русская архитектура в русле общеевропейских художественных процессов, отражая присущие им закономерности, тем более фатально она «раздваивалась».
Правда, еще во второй половине XVIII в. в понятие «готика» входили в представлении русских современников и готические соборы Европы, и древние башни Симонова монастыря. Но в XIX в. эти понятия все четче разводились, заставляя видеть в прошлом русского зодчества и в истории мировой архитектуры прежде всего отличия, а не сходство, что влияло и на развитие современных течений.
Одной из причин этого были сложность художественного мироощущения романтизма и тот плюрализм художественных средств, который лежал в его основе. Метод свободного выбора, «умного выбора», который предопределил художественные особенности эклектики, не позволял замыкаться в рамки одной эпохи, одной страны.
Архитектурные воззрения славянофилов и их последователей представляют собой отдельную сложнейшую тему для исследования. Здесь хотелось бы лишь отметить, что и прокламируемое ими понятие народности имело очень сложный смысл, в своей основе связанный с общеевропейскими процессами, а не противопоставляемый им.
Эти общие положения в полной мере были приложимы к русской архитектуре, хотя их трактовали по-разному на разных этапах развития зодчества XIX в., когда понятия национальности и народности стали приобретать все более многозначный и противоречивый смысл, нередко выступая как альтернатива общеевропейским архитектурным течениям.
Глубинная разница состояла не в архитектурных и художественных качествах тех или иных течений «русского стиля», а в тех оценках, которые были связаны в своих истоках или со взглядами славянофилов и их последователей, или с охранительскими идеями, воплощенными в формуле Уварова.
Начиная с эпохи романтизма, выбор этих путей становится все более сознательным, почти головным, а интерес к архитектуре других стран возрастает по мере все большего увлечения наследием собственного древнего зодчества. Это проявлялось как в русской архитектуре и в ее соотношении с западноевропейским зодчеством, так и в том внимании, которое стали уделять русской архитектуре в Западной Европе.
Восприятие древней русской архитектуры как некоего экзотического феномена, не имеющего аналогий в западноевропейской архитектуре, способствовало постоянному интересу к тем произведениям русской архитектуры, которые стали возникать за границей, начиная с небольших сооружений в романтических парках и кончая первыми выставочными павильонами на всемирных выставках и русскими церквами в Западной Европе.
Если «русский стиль» стал восприниматься в Западной Европе как одна из равнозначных составляющих в наследии мирового зодчества и в практике современной архитектуры, то и первые образцы «новейшей» европейской архитектуры не могли не привлекать русских зодчих.