Origam.ru - искусство, культура

Противовес укоренившемуся в тогдашнем сознании историзму

Автор: Виталий Белевцев | Категория: Культура XIX века

Если уж и гоголевские герои были способны увидеть «брата» в чиновнике, сидящем в присутствии за соседним столом, то участники «хождений в народ» как бы уже и непосредственно строили свою судьбу по общеизвестному евангельскому канону. Евангельская легенда становилась в те годы прямой опорой невиданно массового религиозно-нравственного вероисповедания, «религией братства» или «религией сердца», как выражались в то время.

Поход в деревню звался в этих кругах «уходом на Афон» (имея в виду своеобразную схиму, отказ от молодых интересов жизни); скамья подсудимых на «Процессе 50-ти» прозывалась Голгофой, на которую заведомо предстояло взойти без исключения каждому из участников «хождений». «Люди безгранично верили в свою великую миссию. . . - вспоминает другой участник походов. - Это был в своем роде чисто религиозный экстаз, где рассудку и трезвой мысли уже не было места. И это общее возбуждение непрерывно нарастало вплоть до весны 1874 года, когда почти из всех городов и весей начался настоящий, поистине крестовый поход в российскую деревню» .
Как бы в противовес укоренившемуся в тогдашнем сознании историзму, т. е. сознанию исторических различий эпох и характеров, наибольший энтузиазм вызывает в этих кругах идея нравственного единства человечества независимо от тех этапов, которые оно проходило на своем пути. В одном из более поздних рассказов Чехова студент духовной академии рассказывает в страстную пятницу двум встреченным им крестьянкам евангельскую историю отречения Петра: закончив рассказ, «студент вздохнул и задумался», а «Василиса вдруг всхлипнула, слезы крупные, изобильные потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез... Студент... подумал, что если Василиса заплакала... то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему - к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.