Любая динамическая картина восприятия «застывает» по желанию зрителя: он останавливается, думает, анализирует увиденное без суеты и спешки.
Процесс эстетического восприятия вообще нельзя представить односторонне: либо форма, либо содержание. Так, всякое манипулирование пятнами на выставке итальянского мастера требовало своего «насыщения», остановки и превращалось в раздумье, осмысление увиденного.
Контакт рембрандтовского мира с реальным миром происходит на содержательном уровне: мы соотносим личности, время, жизнь. Но тот же контакт художественного и реального миров может произойти и совершенно другим путем - путем соотнесения как раз внешних атрибутов восприятия. Обратимся еще к одному примеру.
Персональная выставка Р. Гуттузо открылась в залах Академии художеств. Очередь. В залах выставки почти невозможно рассмотреть картины от беспокойного мелькания желтых, красных, синих кофточек, шарфов и головных уборов. По залам беспрерывным потоком переливается водопад цветовых пятен, резких, беспокойных мельканий самых различных предметов из галантерейного магазина.
В следующий приезд я снова поспешил в музей. Рембрандт-неудержимо тянул в свой зал. Хотя и прошло несколько лет, картины висели по-прежнему, ничего не изменилось. И с какой же радостью вновь увидел на стуле возле батареи отопления ту же самую старуху-смотрительницу. Так же неуклюже из ее кармана торчал платок. Она по-прежнему дремала, а проснувшись, повторяла: Не трогайте руками картины!
Первое впечатление - это какой-то провал в глубины коричневой темноты. Внимательно рассматриваю изображение и так увлекся, что приблизился к полотну, взгляд фиксировал мельчайшие трещины, застывшие комочки лака. Мир живописи всколыхнул воспоминания детства, вызвал самые далекие ассоциации.
Направился в другие залы музея и долго бродил, рассматривая египетские гробницы, рельефы Ассирии.
Режиссер может обобщать глобально, мерить время веками, вечностью, собирать на съемочную площадку толпы народа, а может и уходить в глубь минуты или секунды кино бытия, может входить в глубины объекта изображения, в его атомарную, клеточную ткань. Итак, кадр в кино - это некий предел, в который вписываются горизонты художественного мира. Кадр - мельчайшая клеточка киноорганизма, уже представляющая смыслообразную ткань кинофильма.
И, наоборот, такая театральная система, как японский театр Но, оперирует маской с явно фиксированным выражением. И что бы ни переживал актер (и кукла в других системах театра), пусть даже пчя-шет бешеный танец, лицо его бесстрастно холодно. Лик маски - это взгляд в постоянство, неизменность лица мира.
Художник творит «страну идеала», универсальный мир искусства, выявляет духовность всего сущего в материале голо очерченной конструкции куклы.
Однако возможны ли на сцене образы всего сущего? Да, возможны. И если такие образы раньше были буквально однозначны (ими всегда выступали куклы божеств мистериального театра), то сейчас идеал человека Вселенной тоже возможен как в живом, так и в кукольном театре.
Когда народ хотел что-нибудь представить ярко, по скульптурному осязаемо, - в безмерной сути уродства, зла, добродетели или каких-либо других качеств, - народ обращался к кукле, иногда к кукле гигантской, чуть ли не в полсотни метров по высоте. Таковы, например, аллегорические куклы «империалистической гидры», куклы, изображающие страны Антанты в массовых театрализованных празднествах первых лет Октября.
Самая яркая и сама нужная человеку нить - это нить рассудка. Она - золотая, тогда как все остальные нити - железные, грубые. Нить рассудка является сразу и государственным законом. Вот вам и театрально-кукольное государство с людьми-марионетками, управляемыми богами. Правда, отношения между куклами и «кукловодами» не выявляются Платоном с должной ясностью. А. Ф. Лосев пишет, что «Платон называет каждого человека куклой, независимо от того, нужны ли богам эти куклы как игрушки или для какой-нибудь серьезной цели.
Теперь вы имеете дело с далью Вселенной, она вам новый Дом. Идите домой. Может, фильм чем-то помог вам.
Отдельно нужно поговорить о кукольном театре. В кукле исконная ипостась театра (скульптурность) возводится в единственное орудие общения.
Удивительные метаморфозы: сперва превращают живого актера в скульптуру - куклу, а затем «оживляют» ее.