Не менее важным является определение методологического статуса фольклористики в целом по отношению к ее объекту - фольклорной культуре, а также осознание ее места в ансамбле как искусствоведческих, так и культурологических дисциплин. Вопросы эти приобретают сегодня тем большую актуальность, что с их решением так или иначе связано выявление прогностического потенциала фольклористики, определение реальных возможностей и границ ее вмешательства в жизнь фольклорной культуры.
Ее успешное решение обеспечило бы фольклористам выход на новые широкие культурологические позиции. Но действует и обратная связь: выход на культурологические позиции - необходимое условие для того, чтобы осуществить искомый синтез подходов.
Психологический подход может быть результативным также только при учете специфики объекта и должен включать в себя психологию индивидуальной и коллективной памяти, психологию общения, психологию восприятия.
В этом случае каждый из перечисленных подходов должен претерпеть определенную трансформацию. Искусствоведческий должен перерасти нормативную эстетику и академически-школьную теорию. Социологический подход - преодолеть рецидивы вульгарной прямолинейности, подняться на высоту социологии художественного творчества.
Но, в сущности, оба взгляда на фольклор односторонни и потому несправедливы. Должна существовать как минимум третья точка зрения, обобщающая и вбирающая в себя как эстетический, так и социологический опыт рассмотрения фольклора, третья позиция, с которой можно было бы достаточно объективно оценить его двойственную природу. Такую точку зрения естественнее всего искать в психологическом подходе, поскольку именно в нем учитываются механизмы восприятия.
Как долго нам предстоит довольствоваться комбинированием методов других наук - смежных и не очень смежных - искусствознания, социологии, психологии и т. д.? Если быть до конца последовательным, в этом, собственно говоря, и кроется главная проблема становления фольклористики, своеобразно выступающая в размышлениях о комплексном методе исследования фольклора.
Каждый этап в истории культуры предполагает свое понимание фольклорных явлений, по-разному неадекватное фольклорной реальности данного времени. Каждое новое поколение художников вырабатывает свое представление о фольклоре, не говоря уже о том, что при этом оно нередко создает и исповедует свой собственный фольклор.
Во второй половине XIX в. была по-настоящему осмыслена композиторами и фольклористами многоголосная природа русской крестьянской песни. Не просто дался музыкантам-профессионалам крестьянский фольклор Венгрии; стоит в этой связи вспомнить об эволюции ее композиторской музыки от Листа к Бартоку.
Каким бы высоким авторитетом (скажем, Балакирева или Римского-Корсакова) ни были подкреплены эти анализы, их адекватность фольклорной реальности остается для нас под сомнением. Взятые как единичные, непреложные нотные тексты, эти классические образцы и их целостные анализы остаются лишь памятниками композиторско-музыковедческого их понимания, которое по самой своей природе не может не быть отличным от проникающего за нотный текст понимания фольклористического.
Зато существенно возрастает роль словесных описаний, всегда имевших первостепенное значение для характеристики фольклорных явлений. В этом смысле изменившийся таким образом тип композиторской культуры стал ближе к тому, с чем мы, фольклористы, изначально имеем дело. А раз так, то и целостный метод анализа, по словам Мазеля, должен стать не только более широким, но и более гибким, должен существенно варьироваться в зависимости от разных жанров, видов музыки, форм музицирования.