В результате тщетность литературных усилий проявлялась все отчетливей. Самое позднее с середины 80-х годов XVIII столетия ожидания и надежды представителей Бури и натиска на скорейшее общественное обновление оказались иллюзорными. Из-за незрелости политической ситуации в Германии не могло быть и речи в обозримом будущем о революции снизу.
К нерасторжимому единству чувства и мысли присоединяется действие в качестве конечной цели использования человеком своего разума. В своих замечаниях к гетевскому Гецу фон Берлихингену Ленц писал: действие, действие является душой мира, а не наслаждение, не чувства, не фокусничанье.
Несомненно, движение Бури и натиска представляло более зрелую ступень в процессе столкновения буржуазного национального самосознания, чем Просвещение. Лучшие произведения этой литературы завоевывали широкую национальную публику, обрели они и общеевропейское значение.
Ввиду видимой окаменелости ситуации в Германии бунт против нее - каковой происходит тогда повсеместно - был делом раздробленного, хотя образованного, но экономически несамостоятельного авангарда. На семидесятые годы пришлось обострение этого бунта, его радикализация и расширение.
Отчетливее всего это нашло свое отражение в движении Бури и натиска (1770-1786/88).
Ее отсутствие породило множество трудностей, в борьбе с которыми и шло становление литературной общественности в Германии в период Просвещения. Человек создан для действия, а не для умничанья - таково было убеждение юного Лессинга. Однако единственно возможным для него общественным делом и было умничанье с помощью мысли и слова.
Обобщая, можно сказать, что в Западной и Центральной Европе около 1770 г. из различных видов искусства сложилась самостоятельная идеологическая сфера надстройки. Конечно, нужно иметь в виду различную степень их оформленности в каждом отдельном случае. Это опять-таки определялось неравномерностью перехода от феодализма к капитализму в отдельных странах.
Мы опускаем детальное описание процесса, в рамках которого искусство и литература обретали автономность начиная уже со времен Ренессанса, суммарно обозначив лишь важнейшие выводы: это было следствием анонимных условий функционирования рынка, когда художественная продукция в товарной форме передается реципиенту опосредованно через институты надстройки.
Ни одна из отраслей искусствознания не в силах самостоятельно решить эти задачи. Их приняла на себя эстетическая наука. Ее важнейшим завоеванием на этом направлении является органичное слияние разных научных подходов, каждый из которых позволяет глубже понять лишь какую-то одну грань или функцию искусства, в единое синтетическое целое, обнимающее искусство во взаимодействии всех его граней и функций.
В заключение отметим важность взаимодействия культурологии и эстетики. Надежной методологией советского искусствознания всегда являлись принципы философии марксизма, проецируемые на художественную сферу эстетикой. Теперь эти принципы все активнее будут вноситься в методологию искусствоведения и марксистской теорией культуры, но, думается, не прямо. Посредником здесь должна выступать, по-видимому, эстетика.
Ведь он требует сопоставления с жизненными реалиями прежде всего личностного, социально-психологического ряда, и только через него и во взаимодействии с ним - внеличностного, фактографически-событийного. Недостаток работ по истории культуры вынуждает искусствоведа либо к самостоятельным историко-культурным изысканиям, либо к обращению к трудам по общей истории и прямому сопоставлению содержания и процессов развития искусства с внеличностными жизненно-фактографическими реалиями, к прямой проекции социологических закономерностей на искусство.