Эстетика фольклорного изображения действительности в целом ряде существенных моментов раскрывается как актуализация в художественном сознании народа психологических стереотипов, сформированных обрядом как действом преображения жизни.
По мере эволюции народной жизни и культуры оно расширялось, углублялось, вовлекало в свой круг социально-исторические явления - одним словом, переосмысливалось но только исподволь и подспудно.
Может быть, именно здесь с максимальной заостренностью выявляется своеобразие культивируемого народным искусством чувства красоты. В чем секрет этого своеобразия? Разгадка его равнозначна раскрытию генетического кода народной эстетики, заключающего в себе тайну первородства искусства.
Приходится признать, что категория произведение искусства применительно к эстетике фольклора оказывается весьма проблематичной. Р. О. Якобсон и П. Г. Богатырев полагают, что фольклорное произведение существует только потенциально. Оставим этот вопрос открытым.
Оно сопутствует труду, общению, играм, но никогда не выделяется в качестве специального культурного занятия.
Главное же, по глубокому суждению Н. Г. Чернышевского, народная песня - первоначально и существенно произведение практической жизни, а не искусства. То же можно сказать и обо всех других жанрах народного художества.
Художественное производство как таковое (Маркс) складывается лишь на определенной ступени исторической и культурной специализации деятельности - лишь с выделением эстетического сознания в самостоятельную отрасль культуры, а художественного труда - в особый род занятий.
Элементы художественного созерцания и практического действия, объективного знания и религиозного чувства в фольклорной культуре представлены в неразложимом единстве; они в самих основах своего содержания либо вовсе не дифференцированы, либо дифференцированы слишком слабо для того, чтобы самоопределиться и конститутивно закрепить свои различия.
Ибо фольклор знаменует собой такое - весьма напряженное и отнюдь не статичное - состояние культуры, когда она еще не развила ни одного из своих содержаний до полноты автономий и самодостаточной формы и, следовательно, не дифференцировала их во внутренне завершенной специфике специальных языковых систем. Каждое из них по необходимости должно восполняться тотальной семиотичностью языка реальной жизни - каждое из них немыслимо вне контекста обще жизненной ситуации.
Властные и пленительные линии узора слагались в сакральные идеограммы языческого мифа. Собственно, фольклорная иконография никогда не реализует и не может реализовать себя как смыслообраз в стихии чистой изобразительности. Изображаемая вещь только тогда становится вещей - говорит - для фольклорного сознания, когда, графически уплотненная, схематизированная, она находит свое завершение в семантике идеограммы - и предстает как идеограмма.
Народное восприятие мира как ритма и цикла запечатлелось в многоликом богатстве узорочья традиционной вышивки, резьбы, росписи. Узор - это жизнь, узренная как ритм, формирующий цикличность, придающую единый строй всему сущему многообразию природы.