Автор: Михаил Бабенка | Категория: Культура XIX века
В глазах просвещенных москвичей, лишенных политического поприща, но преданных духовным интересам и уже одним этим ставящих себя в оппозицию полицейскому, чиновничье-казарменному режиму, значение искусства поднимается непривычно высоко, ему отводится спасительная роль; литература, театр - единственная отдушина, через которую находит выход общественный темперамент людей николаевского времени.
Ситуация, которая формируется в 1830-е и 1840-е годы, в последекабристское время, определяя собою многое в духовном облике Герцена - политика, эстетика, беллетриста, критика, философа и публициста, останется актуальной не для одного поколения русских интеллигентов.
«Книга, - говорит двадцатипятилетний ссыльный в речи при открытии публичной библиотеки для чтения в Вятке, - это духовное завещание одного поколения другому, совет умирающего старца юноше, начинающему жить; приказ, передаваемый часовым, отправляющимся на отдых, часовому, заступающему его место». Через пять лет, повзрослев, Герцен еще с большим энтузиазмом говорит о сцене, утверждая, что «театр - высшая инстанция для решения жизненных вопросов. Кто-то сказал, что сцена - представительная камера поэзии. Все тяготящее, занимающее известную эпоху, само собой вносится на сцену и обсуживается страшной логикой событий и действий, развертывающихся и свертывающихся перед глазами зрителей. Это обсуживание приводит к заключениям не отвлеченным, но трепещущим жизненным, неотразимым и многосторонним».
И молодую Москву, разделившуюся на западников и славянофилов, «литературно-светскую», как назовет ее Герцен, не искавшую никакого ранга, занимавшуюся «книжками и мыслями», и великолепных стариков - гвардейских офицеров времен Екатерины, и отважных удалых людей 1812 года автор «Былого и дум» противопоставляет тусклой раболепной официальной среде, которую он не знал и знать не хотел. «Промежуточная среда эта, настоящая николаевская Русь была бесцветна и пошла...».
← Герцен и его друзья | Н. Шелгунов → |
---|