Автор: Николай Наумов | Категория: Культура XIX века
О том же десятилетием ранее писал Чайковский: «Я русский и в качестве русского внушаю всякому западному человеку предубеждение». И в тот же период Бородин, справедливо считавший себя «самым европейским человеком» среди кучкистов, указал на одну из причин, тормозящих восприятие «русского элемента» за рубежом: «Мы, русские, „пожиратели сальных свечек", „северные медведи" и т. д., мы слишком долго фигурировали за границей в качестве потребителей, чтобы быть там хорошо принятыми в качестве производителей.
Предрассудки против русских очень сильны, и их очень трудно победить, в особенности в области искусства». Справедливости ради надо отметить, что Бородин, а еще более Чайковский в последние годы своей жизни получили признание на Западе, хотя все-таки не в мере, соответствующей значению их творчества. Важная причина непонимания была связана с антибуржуазным характером русской культуры. В резкой форме неприятие особого облика русского творчества выразил, например, очень большой музыкант Запада Рихард Штраус, когда, присутствуя на дягилевских концертах русской музыки в Париже в 1907 г. (исполнялись Балакирев, Мусоргский, Корсаков, Бородин и т. д.), заявил чуть не в лицо Римскому-Корсакову: «Все это хорошо, но мы уже не дети». Таким образом, то, что было силой культуры, - ее близость истокам жизни - воспринималось нередко как незрелость, наивность, отставание от европейского художественного процесса. Другой формой того же непонимания являлось восхищение «первобытностью», «варварством» «северных медведей». И только накануне первой мировой войны, в преддверии мировых потрясений, конца эпохи, в русской музыке было услышано Западом нечто иное (более и ранее всего - в Мусоргском).
← Восприятие Запада | Симфонизм Чайковского → |
---|