Origam.ru - искусство, культура

Впечатления внешнего мира

Автор: Михаил Бабенка | Категория: Культура XIX века

«Былое и думы», по определению Лидии Гинзбург, принадлежат к «промежуточной» литературе. Промежуточной между историческим документом и беллетристикой, художественным произведением в прямом смысле этого слова. Все, о чем говорится в этой книге, когда-то действительно существовало. Однако же обо всем виденном и пережитом рассказано в традициях литературы XIX в. Эти традиции в «Былом и думах» разнообразно использованы, преображены и отчасти предвосхищены.

Портреты дворян XVIII в., своенравной петербурженки Жеребцовой или деспотической московской тетушки Герцена, у которой воспитывается из жалости Натали, напоминают о «Пиковой даме» и «Арапе Петра Великого», рассказы о «лишних» людях последекабристской эпохи вбирают в себя духовный опыт «Евгения Онегина» и «Героя нашего времени», не говоря уже о стихах Лермонтова; вольная непринужденность интонации, смесь убийственного сарказма и лирики, восторгов и разочарований приводят на ум стихи и путевые очерки Гейне - все вещи хорошо известные. Картины провинциальных чиновничьих нравов дополняют - Герцен сам об этом говорит - сатирические свидетельства, оставленные Гоголем; и в портретном методе автора «Былого и дум» - умении показать человека вместе с окружающей, ближайшей к нему средой, на которую он кладет отпечаток, - чувствуются уроки Гоголя; описания подмосковной природы не уступают тургеневским, хотя сделаны и в более лаконичной, и в более энергичной манере; портреты нервных, самолюбивых, обидчивых молодых людей, которые духовно сформировались в последнее - уродливое, уродующее - семилетие николаевского правления, многое объясняют в молодых героях Достоевского; и о некоторых сюжетных коллизиях романов Федора Михайловича задумываешься, когда читаешь страницы «Былого и дум», посвященные семейной трагедии Герцена; его жена - мечтательная, страстная романтическая натура, тип новой русской женщины; она осмеливается самостоятельно, собственной волей строить свою судьбу, ей предстоит выбрать между сильным и слабым, тем, кто ее, незаконнорожденную сироту, униженную и оскорбленную, когда-то спас и всю жизнь опекает, и тем, кого опекает она. Натали погибает так же неизбежно, как, скажем, Настасья Филипповна в «Идиоте». Хотя жена Герцена, понятное дело, не героиня Достоевского, не Настасья Филипповна и не Аглая, тем более Герцен не Рогожин, а немецкий поэт Гервег уж никак не князь Мышкин. И все же...