Автор: Михаил Бабенка | Категория: Культура XIX века
Лев Толстой, великий романист, когда брался учить санскрит, пахать землю, тачать сапоги, воспитывать крестьянских детей, пропагандировать среди взрослых трезвость и непротивление злу насилием, в сущности говоря, следовал герценовскому обыкновению жить широко и разнообразно.
Чехов с присущим ему незаметным, глубоко спрятанным героизмом старается следовать этому идеалу многозначного осуществления личности в неблагоприятных условиях разночинной бедности, отягощенный плохим здоровьем и обязанностями литературной поденщины; он занимается сочинением рассказов и врачебной практикой, строит школы и разбивает сад, путешествует по Европе и проводит поголовную перепись каторжных на Сахалине.
Разумеется, у Герцена, у Толстого, у Чехова имеется в виду полнота самоосуществления личности, которая не может быть сведена к проблеме совмещения различных занятий. Идет речь о вещах гораздо более важных.
Посвятив большую часть жизни политической борьбе, Герцен остается художественной личностью до кончиков ногтей. Он был предан своим интеллектуальным занятиям, своей освободительной идее и радостям жизни, в которых знал толк. Общественная борьба сжигала его душу так же, как земные страсти. Он хотел быть - и был - революционером и гуманистом. Он витал в эмпиреях и хлопотал о вольной русской типографии, был человек книги и человек быстрого практического действия. Он оставил за собой право быть русским европеистом и преданным поклонником русского крестьянства. Старые камни Европы были для него не менее священны, чем героические предания отечественной истории, связанные с эпохой Петра, с войной 1812 года, не говоря уже о восстании декабристов. Наконец, в нем сочетается бытовой человек, который когда-то в Лондоне удивил молодого Льва Толстого своим простецким обличьем, и выдающийся исторический деятель, рано осознавший свое высокое предназначение. По чести говоря, он не хотел выбирать между реализмом и романтизмом; став трезвым человеком, умелым политиком, сохранил в душе образ восторженного идеалиста, который в четырнадцать лет дал вместе с Огаревым клятву покарать тиранию. В Герцене, как в Пушкине, явлен русский вариант ренессансной личности; его индивидуализм просветлен и взнуздан заботой об общем благе, о судьбе народа, который он так любил и о котором говорил по-королевски, как Ахматова: мой народ.
← Вариации на темы английской архитектуры средневековья | Внутренний пафос жизни Александра Герцена → |
---|