Автор: Вальдемар Кустовский | Категория: Культура XIX века
Есть много описаний восторженно-экстатического отношения Римского-Корсакова к природе: его любования дивными закатами, отблесками заходящего солнца, а затем и яркого месяца на морской и озерной глади, звездами на ночном небе и мн. др.
В них раскрываются важные свойства его психологической и художественной индивидуальности. Среди них, помимо необычайно острого восприятия красоты природы, ее гармонии и совершенства, следует особо выделить такую специфически корсаковскую черту, как склонность к мифологическому одухотворению природы и отождествлению себя с окружающим природным миром. Напомним лишь одно свидетельство В. В. Ястребцева. «Николай Андреевич рассказал мне, - пишет он, - что в ту пору он, сызмала всегда склонный к пантеизму, благодаря чудному сюжету „Снегурочки", давшему полный простор всему обрядовому, стал окончательно молиться природе: какому-нибудь старому, кривому, вывороченному пню, какому-нибудь ракитнику или вековому дубу, лесному ручью, озеру, даже большому кочану капусты, черному барану или же петушиному крику, якобы разрушающему ночные чары. „Я во всем этом, - сказал Римский-Корсаков, - усматривал нечто особенное, сверхъестественное. Мне по временам казалось, что именно животные, птицы и даже просто деревья и цветы, раз дело касалось чего-либо волшебного, фантастического, более сведущи, чем сами люди; что им гораздо понятнее язык природы. Согласитесь, - заключил он, - все это было страшно преувеличено, нелогично, и, однако, мне казалось, что это на самом деле так. Я всему этому горячо верил. .. в эти минуты мир мне казался ближе, понятнее, я как бы сливался с ним.
← Сюжет «Снегурочки» | Наиболее сильная потребность у композитора → |
---|