Origam.ru - искусство, культура

Любовь к Натали

Автор: Михаил Бабенка | Категория: Культура XIX века

Внутренний пафос жизни Александра Герцена не в том, что, разочаровавшись в революционных возможностях Запада, он, предшествуя народникам, возложил надежды на русскую крестьянскую общину как ячейку социализма, проявив себя еще раз неисправимым романтиком, и из западника, русского европеиста стал чуть не славянофилом, а в том, что он, как был в молодости, так и остался по гроб жизни революционером, несмотря на то что стал свидетелем разгрома революции, попал в полосу общественного застоя и не легко вписался в крутой поворот истории.

Героическая натура Искандера проявилась сильнее всего в том, что он всегда готов был платить по счетам, которые предъявляла к нему жизнь, и никогда не делал попыток свалить когда-то взятую на себя ношу. Герцен-реалист не отрекся от Герцена-романтика. Ставши опытным политическим борцом, он не убил в себе восторженного московского идеалиста 1830-х годов. Испытав жгучие разочарования, не сделался ипохондриком и желчевиком.
О том, как прочно укоренилась в сознании Герцена романтическая потребность в свободе и как проницателен, как глубок был Герцен-реалист, свидетельствуют знаменитые письма «К старому товарищу», в особенности третье, написанное за полгода до кончины. Вот это место, которое звучит для нас так актуально: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы».
Судя по «Былому и думам», реалист жил в Герцене уже в пору его шиллеровского и лермонтовского романтизма, когда струя книжных влияний причудливо сливалась в его сознании с волнующими и ранящими впечатлениями, полученными от русской действительности, - в домашнем крестьянском и дружеском кругу. И так же как в романтическом образе молодого Герцена - он предстает перед нами в первых четырех частях «Былого и дум» - чувствуется будущий реалист, собственно, автор этой книги, так и в реализме его сохраняется душевный опыт московского романтика.