Origam.ru - искусство, культура

Тяготение к достоверности интонации

Автор: Николай Наумов | Категория: Культура XIX века

Еще пример - контрастные решения одной темы Римским-Корсаковым и Чайковским: опера «Снегурочка» и музыка к драме Островского.
Римский-Корсаков вспоминал: «Проявлявшееся понемногу во мне тяготение к древнему русскому обычаю и языческому пантеизму вспыхнуло теперь ярким пламенем, не было для меня лучше царства берендеев с их чудным царем, не было лучше миросозерцания, чем поклонение Яриле-солнцу.

Какой-нибудь толстый и корявый сук или пень, поросший мхом, мне казался лешим или его жилищем; лес „Волчинец" - заповедным лесом; голая Копытецкая горка - Ярилиной горой.

Напев клича бирючей помнился мною с детства, когда по Тихвину разъезжал верховой, снаряженный от монастыря, и зычным голосом скликал: „Тетушки, матушки, красные девицы, пожалуйте сенцы пограбить для Божией матери". Некоторые птичьи попевки. . . вошли в пляску птиц. Во вступлении петуший крик тоже подлинный, сообщенный мне моею женой.

В ответ на свое пантеистическо-языческое настроение, я прислушивался к голосам народного творчества и природы и брал напетое и подсказанное ими в основу своего творчества» .

Чайковский писал о своей «Снегурочке»: «Весна стояла чудная, у меня на душе было хорошо... Мне кажется, что в этой музыке должно быть заметно радостное, весеннее настроение, которым я был тогда проникнут». В другом письме композитора мы находим словесную «расшифровку» этого лирического, личного чувства природы, которым проникнута «Снегурочка», как и все творчество Чайковского: «Отчего простой русский пейзаж, отчего прогулка летом в России, в деревне по полям, по лесу, вечером по степи, бывало, приводила меня в такое состояние, что я ложился на землю в каком-то изнеможении от наплыва любви к природе, от тех неизъяснимо-сладких и опьяняющих ощущений, которые навевали на меня лес, степь, речка, деревня вдали, скромная церквушка, словом, все, что составляет убогий русский, родимый пейзаж».