Автор: Мария Хлебникова | Категория: Культура XIX века
Вопрос оставался тогда еще вполне нерешенным. Вернувшийся или «воскресший» - не только убийца, но и страдалец. Однако в той ранней версии его образа, от которой Репин впоследствии отказался, подчеркивалась, очевидно, нераскаянность человека, те самые черты упрямства или гордыни, о которых писал Степняк-Кравчинский. Один из рецензентов 1884 г. писал, что в лице вернувшегося «чувствуется надломленная, но еще не сокрушенная сила».
Быть может, поэтому лицо не вызывало и непосредственных зрительских симпатий. П. М. Третьяков, который постоянно требовал от Репина более благообразных решений (почему, спрашивал он, в толпе из «Крестного хода» не видно ни одного красивого лица?), советовал ему переписать лицо центрального персонажа с тем, чтобы оно было «молодое и непременно симпатичное»3" (курсив мой. - Г. П.).
Темнота лица и фигуры в том первом варианте казалась особенно подчеркнута и еще более, нежели в дошедшей до нас картине, контрастировали с впечатлением света семейного дома. Вообще в варианте 1884 г. еще более усилилось то противоречие между предметным языком картины и попытками метафорического истолкования мрака и света, о котором мы уже говорили применительно к главной группе в «Аресте». От этого противоречия Репин, пожалуй, избавится только в этюдах к «Государственному совету», где освободится не от метафоричности мрака, но от предметности. В 1880-е годы стремление пробиться к экспрессии света и тени как бы наталкивалось на достоверность в изображений дверей или стульев в результате чего фигура «темного человека» создавала не только художественный контраст, но, пожалуй, и зрительный диссонанс с оклеенной светлыми обоями комнатой.
← Диссонанс оказался смягченным | Темы «света» и «тьмы» → |
---|